|
|
Полное собрание и описание: гефсиманская молитва толкование для духовной жизни верующего человека.
Ангел Гефсимании
Иконография гефсиманского моления
Евангелист Лука, описывая гефсиманское моление, упоминает об одном эпизоде, который отсутствует в других Евангелиях. А именно: во время моления Христа в Гефсиманском саду «явился… Ему Ангел с небес и укреплял Его» (Лк. 22: 43). Вроде бы ничего необычного, текст привычен нам, и мы не воспринимаем его критически. А между тем данный эпизод затрагивает важную богословскую проблему: может ли Творец всего принимать укрепление от твари? Ответ на этот вопрос находится в Предании Православной Церкви. В данном контексте под словом «Предание» мы понимаем не только мысли святых отцов, но и иконографию сюжета «Молитва в Гефсиманском саду» в православной иконе. Важным для анализа темы представляется сопоставление христианских образов Востока и Запада.
Святитель Афанасий Александрийский, живший в IV веке, говорит об ангельском укреплении в несколько апофатических тонах; он пишет, что Христос был «как бы ободряемый и утешаемый им» [1] , то есть не в прямом смысле, но неким прикровенным образом. Более определенно по этому поводу пишет святитель Епифаний Кипрский, он говорит о том, что не нуждался Сущий Бог в укреплении, но «дабы исполнилось сказанное в великой песне Моисея, воспетой в пустыне, где он говорил: “Поклонятся Ему все сыны Божии и да укрепят Его Ангелы Божии” (Втор. 32: 43)» [2] . Примечательно, что именно эти слова отсутствуют в Масоретском тексте Библии, в том самом тексте Ветхого Завета, который вплоть до X века по Р.Х. редактировали иудеи-масореты, «подчищавшие» пророческие и мессианские места. Не остался без внимания и рассматриваемый фрагмент, из которого исчезли упоминания о поклонении сынов Божиих и укреплении ангелов [3] . Но что это было за укрепление?
|
|
В образе, представленном святителем Епифанием, ангелы являются не укрепляющими, но укрепляемыми: «Потому что в них крепло славословие к тому, чтобы славить Бога, так как Он прославляется непрестанно от ангелов небесных и духовных животных, вопиющих и говорящих: “Тебе принадлежит сила, Твоя держава, Тебе принадлежит крепость” (1 Пар. 29: 11–12)». Ангел, воспевая молитву Спасителю, возвещает Его собственную крепость, бывшую от начала, – в этом и явилось укрепление от ангела [4] . Ту же мысль высказывает и святитель Иоанн Златоуст; он говорит, что не силу получил Христос от ангела, но пение, и даже более – славословие: «Твое, Господи, царство и сила» [5] . Интересную мысль мы находим у блаженного Феофилакта; он говорит, что пение ангела восхваляло домостроительство Господне: победу над смертью и крепость Господню, с которой Спаситель совершил это дело, и в пении ангела звучали слова: «Твоя, Господи, крепость!» [6] . То есть, дополняя святителя Епифания, блаженный Феофилакт говорит о крепости Господней, явившейся в воплощении и спасении [7] . Примечательно, что святитель Димитрий Ростовский даже говорит об имени этого ангела. Он считает, что им был архангел Гавриил, «ибо имя Гавриил значит “крепость Божия”» [8] .
Интересно, что споры вокруг толкования этого маленького эпизода с новой силой вспыхнули в эпоху V Вселенского Собора. Дело в том, что в догматической системе Феодора Мопсуестийского Христос постоянно «возрастал духовно» – через преодоление искушений, и ангелы в некоторой мере помогали в этом Христу. В числе прочих нечестивых сочинений Феодора на V Вселенском Соборе были рассмотрены фрагменты с ложным толкованием Гефсиманского борения.
В них Феодор пишет: «Почему Он нуждался в пришествии и явлении ангела, который во время испытания восставлял Его дух, укреплял Его бодрость, воодушевлял Его на предстоящую неизбежность страдания, располагал Его к мужественному перенесению мучений, воспламенял Его на терпеливое преодоление зол, показывал плод от перенесения настоящих мук – имеющую последовать после страданий перемену Его состояния на доброе состояние славы? Ибо кто, по слову евангелиста, укреплял Его, то есть ангел, тот этими словами придавал Ему мужества и убеждал Его стать выше природной слабости и, укрепляя Его мысли, делал Его мужественнее» [9] . И далее: «Объятый во время страданий сильным страхом нуждается в явлении ангела, укрепляющего Его для перенесения и преодоления угрожающих зол (Лк. 22: 43)» [10] .
|
|
И когда прочитаны были эти фрагменты, святой Собор воскликнул: «Это мы уже осудили; это уже мы предали анафеме; анафема Феодору Мопсуестийскому, анафема Феодору и его писаниям. Они чужды Церкви; они чужды православным; они чужды отцам; они полны нечестия; они чужды соборам; они восстают на Священное Писание; один Феодор, один Иуда» [11] .
Как видим, сочинения Феодора с подобным толкованием были осуждены V Вселенским Собором. Удивительно, как Феодор Мопсуестийский и святитель Иоанн Златоуст, будучи когда-то очень близкими друзьями и имея даже одного учителя, столь сильно разошлись в понимании Писания, причем один был прославлен Церковью, а другой осужден ею.
Но не только Феодора осудил святой Собор – он также осудил и сочинения блаженного Феодорита Кирского, написанные против святителя Кирилла Александрийского. И среди этих осужденных произведений мы находим такой отрывок: «Итак, кому мы припишем следующее… Кому неведение и страх, кто нуждался в помощи ангелов? Если это свойства Бога Слова, то таким образом мудрость обнаруживает неведение» [12] . И хотя сам блаженный Феодорит не был осужден, но эти произведения были преданы анафеме.
Итак, в рассматриваемом вопросе мы обнаруживаем, что святые отцы отвергают суждение, будто Создатель получал помощь от твари. Но архангел Гавриил воздавал славословие Творцу, воспевая не только Его Божественную крепость, но и крепость, которую Он явил в человеческом естестве. И в этом пении сам ангел укреплялся, подавая нам пример в прославлении Творца.
Иконография гефсиманского борения имеет византийские корни. Самые ранние из дошедших до нас образцов датируются XI–XII веками. Примечательно, что византийские образы отображают именно святоотеческое толкование этого эпизода. Так, например, в византийском Евангелиарии XI века гефсиманское борение изображается в виде трех сюжетов: а) Христос с апостолами, б) Христос восходит на гору, в) Ангел воздает хвалу и славословие коленопреклоненному Христу.
Интересно, что на данной миниатюре ангел изображается позади Христа, руки его раскрыты в молении. Внизу горы находятся одиннадцать учеников, трое из которых спят [13] .
Похожие сюжеты встречаем:
- в мозаиках XIII века – в соборе святого Марка,
- на сербских фресках XIV века (Косово. Монастырь Высокие Дечаны. Неф),
- на Афонских иконах XVI века.
Подобный сюжет встречается и на фреске храма Богоматери Перивлепты в Охриде, датируемой 1295 годом. Но на ней изображается не один, а два ангела, будто иллюстрируя уже упомянутую песнь Моисея: «Поклонятся Ему все сыны Божии и да укрепят Его Ангелы Божии» [14] . Эту песнь, как мы помним, святитель Епифаний прообразовательно относит к явлению ангела в Гефсиманском саду. Таким образом, толкование святителем Епифанием слов Моисея нашло удивительный отклик на стенах македонского храма.
Параллельно с таким иконописным типом существовал иной, в котором фигура ангела помещалась перед Спасителем, но ладони были всё так же распростерты в молении. Так, на итальянской резной иконе 1100 года Спаситель представлен возносящим моление Отцу. От Отца же посылается ангел, который, склонив главу, славит крепость Господню. Об этом иконописном изводе пишет Дионисий Фурноаграфиот в своем «Ерминии»: «Среди вертограда с деревами Христос стоит на коленах, возведши руки и очи к небу. С лица Его каплет на землю кровавый пот. Над Ним во свете виден ангел, простерший к Нему руки».
Такой же образ встречается в Новгородской иконе XVI века и на сербских фресках XVI века.
В то время как на православном Востоке иконописцы следуют святоотеческому Преданию, на Западе идет отрыв искусства от Церкви. Эпоха Возрождения возвеличивает героев языческих мифов и легенд. Западный художник на одних картинах изображает древнегреческих богов, на других – героев Священного Писания. Конечно же, древнегреческая и древнеримская мифологии не могли не синтезироваться в воображении художника с сюжетами Священного Писания.
Ангел, славословящий Господа, трансформируется в древнегреческого бога Гермеса, возвещающего герою волю небожителей [15] . Вместо яблока, которое Гермес принес Парису, у ангела-Гермеса появляется чаша. Ангел словно напоминает, какой подвиг должен совершить герой. Он уже не славословит, но снисходительно-укоряюще указывает герою на высшую волю, которую тот должен исполнить.
Каким образом у ангела в руках оказывается чаша? Неужели он хочет показать, что Христос не знает, что Ему «должно много пострадать, и быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (Лк. 9: 22)? Конечно, Христос знает о грядущем и Петра называет сатаной за то, что тот просит отвергнуться уготованной Отцом чаши. Так западно-католический иконографический тип моления в Гефсиманском саду не вполне соответствует святоотеческому Преданию. С течением времени данная иконография проникает и в Православную Церковь. Конечно же, мифологические штрихи западных икон отшлифовываются, но перед нами всё равно Христос, предстоящий перед ангелом с чашей.
Итак, даже такая исследованная тема, как страсти Христовы, может открыть новое. Как следует из вышеизложенного, в сюжете «Молитва в Гефсимании» ангел явился не для того, чтобы укрепить Творца всех, но дабы воздать славословие Богу. Данный сюжет получил развитие в визуальных образах. Иконография сюжета сложилась в Византии, но со временем претерпела изменения, так что даже появились расхождения со смыслом евангельского текста. Безусловно, данный беглый обзор не исчерпывает полноты и значимости этой темы, но цель статьи – привлечь внимание к более подробному изучению Предания о жизни и смерти Христа.
[3] Но в Церкви наибольший авторитет имел другой перевод книг Ветхого Завета – перевод 70 толковников. Эта работа была осуществлена в III–II веках до Р.Х. еврейскими мудрецами. Данным текстом пользовались апостолы, святые отцы, проживавшие в Восточной части Римской империи. Именно этот перевод был взят за основу святыми Кириллом и Мефодием.
[4] Епифаний Кипрский, святитель. Слово якорное.
[6] Феофилакт Болгарский, блаженный. Толкование на Евангелие от Луки // http://pagez.ru/lsn/0100.php.
[7] Так же думает и свт. Епифаний: «Так и пред учениками явился Ангел, который покланялся Владыке своему, не неведал преизбытка человеколюбивого домостроительства Его, но удивлялся таковому бывшему в Нем действию крепости, победившему диавола, притупившему жало смерти, восторжествовавшему над началами и властями, сокрушившему силу греха. И по преизбытку удивления Ангел говорил в славословии, покланяясь: “Тебе принадлежит крепость, Владыко. Ибо Ты укрепился против смерти, против ада и против диавола, чтобы притупить жало ее и изгнать ее из человечества”». – Епифаний Кипрский, святитель. Слово якорное.
[8] См.: Димитрий Ростовский, святитель. Собор святого архангела Гавриила.
[9] Деяния Вселенских соборов. Казань, 1913. С. 37.
[13] По Евангельскому тексту, Христос оставил всех учеников под горой и только трех возвел с собой на гору – тех, которые видели Царство Божие, пришедшее в силе на Фаворской горе.
[14] Епифаний Кипрский, святитель. Слово якорное.
[15] Сцена греческой мифологии «Гермес приносит яблоко раздора Парису» формально напоминает гефсиманское моление в западно-католической трактовке.
скрыть способы оплаты
скрыть способы оплаты
Диак. Владимир Василик
Диакон Владимир Василик
Когда были сотворены ангелы; кто такой сатана; управляют ли бесы миром; могут ли они покаяться; откуда берется ангел-хранитель.
Видел фреску, на которой ангел изображен в облачении диакона. Что это означает?
священник Афанасий Гумеров
Прошу прояснить точку зрения Православной Церкви по поводу «моления о чаше» – в Гефсимании. «. если возможно, да минует Меня чаша сия. Но, впрочем, да будет не Моя воля, а Твоя». Складывается впечатление, что Господа молит Человек. А ведь молит Одна из Ипостасей Святой Троицы Другую?
Подпишитесь на рассылку Православие.Ru
Рассылка выходит два раза в неделю:
- В воскресенье — православный календарь на предстоящую неделю.
- Новые книги издательства Сретенского монастыря.
- Специальная рассылка к большим праздникам.
Евангельская тема “В гефсиманском саду. МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ”
Стихотворение А.Н.Апухтин + толкование Евангелия
Предсмертною мукой томимый.
Отцу всеблагому в тоске нестерпимой
Молился страдающий Сын.
«Когда то возможно,
Пусть, Отче, минует Мя чаша сия,
Однако да сбудется воля Твоя…»
И шел Он к апостолам с думой тревожной,
Но скованы тяжкой дремой,
Апостолы спали под тенью оливы,
И тихо сказал Он им: «Как не могли вы
Единого часа побдети со Мной?
Молитесь! Плоть немощна ваша. »
И шел Он молиться опять:
«Но если не может Меня миновать –
Не пить чтоб ее – эта чаша,
Пусть будет, как хочешь Ты, Отче!» И вновь
Объял Его ужас смертельный,
И пот Его падал на землю как кровь,
И ждал Он в тоске беспредельной.
И снова к апостолам Он подходил,
Но спали апостолы сном беспробудным,
И те же слова Он Отцу говорил,
И пал на лицо, и скорбел, и тужил,
Смущаясь в борении трудном.
В саду Гефсиманском явиться с мольбами,
И видеть следы от Божественных ног,
И жгучими плакать слезами!
Упасть на холодный песок
И землю лобзать ту святую,
Где так одиноко страдала любовь,
Где пот от лица Его падал как кровь,
Где чашу Он ждал роковую!
О, если б в ту ночь кто-нибудь,
В ту страшную ночь искупленья,
Страдальцу в изнывшую грудь
Влил слово одно утешенья!
Но спали апостолы тягостным сном,
Забыв, что грозит им невзгода;
И в сад Гефсиманский с дрекольем, с мечом,
Влекомы Иудой, входили тайком
Несметные сонмы народа!
Сад, в который вошел Иисус с Апостолами, был Его любимым местом уединения и отдохновения, куда Он часто уходил из Иерусалима. Евангелист Марк говорит, что этот сад был в селении, называемом Гефсимания (Мк. 14, 32); поэтому, от названия селения и самый сад назывался Гефсиманским. Войдя в сад, Иисус остановил Апостолов и сказал им:
посидите тут, пока Я пойду помолюсь там (Мф. 26, 36). Но не всех Он оставил тут: трех Апостолов, Петра, Иакова и Иоанна, которые видели славу Его Преображения, Он взял с Собой и пошел с ними в сад. Евангелист Лука повествует, что Иисус отошел от Апостолов на расстояние вержения камня (Лк. 22, 41), то есть на такое расстояние, на какое обыкновенно долетает брошенный камень. Говоря вообще довольно кратко о случившемся в Гефсиманском саду, Лука не поясняет — от оставленных ли при самом входе в сад Апостолов отошел Иисус на вержение камня, или от тех трех, которых взял с Собой; и не поясняет он этого потому, что вовсе не упоминает о взятии Иисусом с Собой трех Апостолов. А так как, по сказаниям Евангелистов Матфея и Марка (Мф. 26, 39; Мк. 14, 35), Иисус немного отошел от Петра, Иакова и Иоанна, то следует признать, что на вержение камня Иисус отошел с тремя Апостолами от остальных. К этому заключению приводит еще и то соображение, что начало Гефсиманской молитвы Иисуса должны были слышать Петр, Иаков и Иоанн, иначе мы ничего не знали бы о ней; слышать же эту молитву они могли в том только случае, когда Иисус отошел от них немного, то есть когда находился от них вблизи, на расстоянии же вержения камня нельзя было слышать Молившегося.
Итак, взяв с Собой Петра, Иакова и Иоанна, Иисус отошел от остальных Апостолов на расстояние вержения камня. Ужас, скорбь и страшная тоска стали терзать Его, и Он не скрывал Своих душевных мук от избранных из друзей Своих.
Побудьте здесь и бодрствуйте со Мною, сказал Он; душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26, 38).
Моление Иисуса об отвращении от него чаши страданий
Он отошел от них, пал на землю и молился; и они слышали, как Он начал молиться, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил:
Авва! Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня (Мк 14, 35-36).
О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42).
Продолжения этой молитвы Апостолы не слышали, так как от усталости сон стал одолевать их, и они заснули.
О будущих страданиях Своих и смерти Иисус много раз говорил Апостолам; Он считал их неизбежными, в них видел Свою славу, и даже высказывал желание, чтобы все это скорее свершилось. Предсмертные страдания Свои Он уподоблял той чаше, наполненной ядом, какую в те времена иногда подносили осужденным на смерть; крестную смерть Свою Он называл крещением.
Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь? — спросил Он у сыновей Зеведеевых (Мк. 10, 38).
Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится! — сказал Он при другом случае всем Апостолам (Лк. 12, 50).
Что же значит этот ужас, охвативший Иисуса при наступлении часа Его страданий? Что значат Его скорбь и смертельная тоска? Неужели Он поколебался в Своем решении умереть? Нет, Он не поколебался, так как, подчиняя Свою волю воле Отца, Он тут же говорит: «Впрочем, пусть будет не так, как Я хочу, а как Ты!»
А если Он безусловно подчиняется воле Отца и знает эту волю, то зачем же Он просит, чтобы миновала Его чаша страданий? Зачем содрогается от ужаса предсмертных мучений? Не лучше ли было Ему идти на смерть, как потом шли Его последователи, без страха и даже с радостью?
Но кто же может утверждать, что Иисус ужасался, скорбел и тосковал от страха ожидавших Его мучений? Ведь после того, то есть по окончании гефсиманской молитвы, конца которой мы не знаем, Он молча, без стонов и содроганий, перенес все оскорбления, истязания и самую мучительную казнь? А что божественная природа Его нисколько не ослабила этих мучений, мы знаем из предсмертного возгласа Его: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15, 34). Следовательно, не страх предстоявших мучений привел Иисуса в такое душевное состояние, что Он стал молить об отвращении от Него этой чаши.
Предположение об искушении его диаволом
Не надо забывать, что Иисус как Человек подвергался искушениям. Перед началом служения Своего, когда предстояло исполнить волю Пославшего, Он подвергся искушению диавола, предлагавшего Ему достигнуть цели иным путем, не тем, какой определен волей Отца, а кратчайшим, полным величия и блеска и чуждым всяких страданий и неудач. Иисус не поддался тогда этим искушениям и пошел к Своей цели тем путем, который привел Его теперь к страшной развязке, к мучительной смерти. Понятно, что в таком положении Иисуса диавол опять должен был выступить со своими искушениями. Евангелисты ничего не говорят об искушении в Гефсиманском саду; они молчат, но не потому, что искушения этого не было, а потому только, что о нем они не знали и не могли знать. О первом искушении в пустыне они могли узнать только от Самого Иисуса Христа, так как свидетелей искушения не было. Теперь же они и от Самого Господа не могли узнать ничего об искушении потому, что вслед за тем Он был взят под стражу и уже не виделся со Своими Апостолами наедине. Вот почему Евангелисты ничего не говорят о том, явился ли диавол со своими искушениями в Гефсиманский сад, или же не являлся. Этого никто не знает; и если мы говорим об этом, то лишь предполагая, что диавол перестал бы быть диаволом, если бы не попытался возобновить свои искушения в такую скорбную Для Христа минуту. В чем именно состояли теперь искушения духа зла, мы не знаем, но можем, с некоторой вероятностью, делать основательные предположения. Если полагать, что диавол внушал Иисусу мысль просить Отца, чтобы миновала Его чаша страданий, то это значит признавать, что Иисус, обратясь с такой мольбой к Отцу, поддался искушению, а если Он поддался власти диавола хотя бы на одно мгновение, то уже не мог бы считаться Победителем его. К тому же диавол восстал бы сам против себя, если бы советовал Иисусу обратиться к Отцу за разъяснением Своего положения; не к Богу направлять, а от Него отвращать — вот задача духа зла.
Следовательно, искушения диавола должны были быть направлены в другую сторону. Он должен был напомнить Иисусу Христу о тех предложениях, которые делал Ему в пустыне, искушая царствами мира сего; он мог указать Ему на неблагодарность облагодетельствованного Им народа и на предстоящую смерть на кресте, он мог вновь повторить то искушение, которое было уже отвергнуто Христом. Он мог обратиться к Иисусу примерно с такой речью: «Помнишь ли, как три с половиной года назад я предлагал Тебе явиться народу еврейскому в блеске земного величия и подчинить Своей власти весь мир? Помнишь ли, как я уверял Тебя, что именно такого воинственного мессию и ждут евреи? Помнишь ли, как я отвращал Тебя от того пути, которым Ты хотел идти к Своей цели, — как я предсказывал Тебе, что это путь страданий и позорной смерти? Ты не поверил мне тогда; Ты думал, что я желаю Тебе зла. И что же? К чему привел Тебя избранный Тобой путь? — К полной неудаче: народ, сначала увлекавшийся Твоими чудесами и не упускавший случая извлечь из них осязательную для себя выгоду, отвернулся от Тебя, как только узнал, как только убедился, что Ты не тот мессия, какого он ждет; начальники народные приговорили Тебя к смерти, как лже-мессию, и уже послали отряд воинов взять Тебя для исполнения приговора. Ты утешал Себя тем, что, по крайней мере, двенадцать избранных Тобой Апостолов верны Тебе до конца; но так ли это? Один из них продал Тебя за тридцать сребренников, а остальные (посмотри!) беспечно спят в такую ужасную минуту Твоей жизни; да и те (кто знает?) не бросят ли Тебя, не разбегутся ли, как только Тебя возьмут под стражу? И что же дальше ожидает Тебя? Оставленного всеми, поведут Тебя на казнь. И некому будет заступиться за Тебя. И распнут Тебя, и в страшных мучениях Ты умрешь. Но подумай, такой ли участи заслуживаешь Ты, Царь Израилев. Ведь народ не признал Тебя своим мессией и отвернулся от Тебя только потому, что Ты не принял предложенной Тебе царской власти; прими ее, и народ с восторгом опять встретит Тебя, Царя Израилева, и пойдет за Тобой покорно, куда бы Ты ни повел его. Яви же Себя народу во всем величии страстно ожидаемого ими мессии. Уйдем! Уйдем отсюда! Иди за мной, и я ручаюсь Тебе, что мы победим мир, конечно, не Твоей кротостью и самоотверженной любовью, которых мир ни понять, ни вместить не может, а силой, оружием мира сего, силой испытанной, непобедимой. Решайся же! Спеши! Уйди. Предатель приближается!»
Победа Иисуса над искусителем
Если только искушение было, то отвергнуто, конечно, Иисусом так же спокойно и величественно, как и искушения в пустыне. Там Он сказал: Господу Богу. поклоняйся и Ему одному служи (Мф. 4, 10). Ту же покорность воле Божией Он, несомненно, проявил и здесь.
Диавол удалился. Но изображенная им картина пути, пройденного уже и еще предстоящего впереди, предстала пред Иисусом во всей своей ужасной действительности. Да, вот она — та чаша нравственных терзаний, какая представилась теперь взору Божественного Страдальца! Было от чего содрогнуться, было от чего впасть в смертельную тоску. Не страх физической боли предстоящих мук обуял Иисуса; нет, не этот страх терзал теперь Его душу, не предстоящими муками и истязаниями тела была наполнена стоявшая пред Ним чаша страданий. Да и что значат эти страдания тела в сравнении с теми душевными муками, какие испытывал теперь Христос, оглядываясь на пройденный Им путь?
Скорбь Иисуса о грехах мира
Все эти мысли овладели душой Божественного Страдальца и довели Его до такой сердечной тоски, какую никто из нас и понять не может. К этой невыразимой тоске, естественно, присоединился и ужас предстоящей мучительной, незаслуженной смерти . Чашу душевных терзаний, причиненных грехами всего мира, Он готов испить до дна; но смерть Его нужна ли при таких обстоятельствах? Если нужна, Он примет и ее безропотно; но если и помимо этого Бог может окончить начатое дело спасения людей?
Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня,
— воскликнул Он (Мк. 14, 36). Ответа не было.
Целый час молился Христос; но ни продолжения, ни конца Его молитвы мы не знаем, так как призванные присутствовать при ней свидетели еще в начале ее заснули.
Окончив молитву, Иисус идет к ученикам, дабы утешить Себя их присутствием, но находит их спящими. Грустно было видеть, как сам Петр, за час перед тем обещавший положить душу свою за Учителя, не устоял против обыкновенной слабости.
Симон! И ты спишь? — сказал Господь, — не мог ты бодрствовать один час?
(Мк. 14, 37). А когда проснулись Иаков и Иоанн, которые незадолго перед тем хвалились, что могут пить ту чашу страданий, какая предстоит их Учителю, и креститься тем крещением, каким Он будет креститься, когда они теперь пробудились от одолевшего их сна, Христос с грустью посмотрел на них и сказал:
Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть вам в искушение: дух бодр, плоть же немощна (Мк. 14, 38). Им предстояло большое испытание: при взятии Иисуса под стражу, перед ними возникнет вопрос: а не возьмут ли и их, как Его учеников? Не подвергнут ли и их, как Его соучастников, одинаковой с Ним участи? Немощная плоть их вступит в свои права, станет действовать на их бодрый до сих пор дух и подчинять его себе. А если им предстоит такая борьба, то не спать им теперь надлежало, а бодрствовать и молиться, чтобы бодрствующий дух победил немощную плоть.
Не найдя поддержки и утешения в учениках Своих, Христос отошел от них, опять преклонил колена Свои и опять начал молиться; но теперь Он уже не просит, чтобы миновала Его чаша страданий, а покорно отдается воле Отца.
Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня. да будет воля Твоя (Мф. 26, 42).
Ответа не было и на эту молитву. Изнемогая под бременем смертельной тоски, Иисус опять идет к Апостолам, думая утешиться в беседе с ними, но опять застает их спящими. На этот раз они так крепко заснули, что не скоро пробудились; глаза их казались отяжелевшими от сна; они не сразу поняли даже, где они, и не знали, что отвечать разбудившему их Иисусу.
И, оставив их, Иисус отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово.
И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю (Лк. 22, 44).
И эту третью молитву Он окончил словами решительной покорности: да будет воля Твоя.
Три раза молился Иисус, в первой молитве Он обращается к Отцу с решительной просьбой об отвращении от Него чаши страданий: «Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня. Впрочем, Я знаю, что должно совершиться не то, чего Я хочу, а чего хочешь Ты» (Мк. 14, 36). Не получив ответа на эту молитву, Он начинает вторую уже прямым изъявлением покорности воле Божией: если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, то да будет воля Твоя (Мф. 26, 42). Не получив ответа и на эту молитву, Он начинает молиться в третий раз, сказав то же слово, а окончив ее, будит Апостолов и говорит: Кончено, пришел час Мой! Встаньте, пойдем (Мк. 14, 41—42).
Таким образом, из самых слов этой молитвы видно, как постепенно подчинялся Иисус воле Отца и укреплялся духом; но, несмотря на это, к третьей молитве Его послан был Ему ангел, который даже одним появлением своим должен был еще более ободрить Иисуса и придать Ему сил для перенесения предстоящих мук. И это было крайне необходимо, так как силы Его стали упадать, доказательством чему служит появление на лице Его особого пота, как капли крови, падающие на землю.
Во время молитвы от напряжения с лица Спасителя падал пот, как капли крови. Был ли это действительно кровавый пот, или же Евангелист только сравнивает его с каплями крови — неизвестно. Как бы то ни было, но с появлением ангела Иисус окреп не только духом, но и телесно, так как в состоянии был затем перенести и эту мучительную, без сна проведенную ночь, и все последующие страдания.
Окончив молитву в совершенной уверенности, что страдания Его и смерть необходимы, и при том теперь же, а не в другое время, Иисус в третий раз подошел к Петру, Иакову и Иоанну, и опять застал их спящими. Он разбудил их и сказал: «Вы все еще спите и почиваете? Не время теперь спать. Все кончено, пришел час Мой! Вот, сейчас вы увидите, как предается Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдем; вот, приблизился предающий Меня».