Молитва аббата джулио

Полное собрание и описание: молитва аббата джулио для духовной жизни верующего человека.

Читать онлайн “Аббатиса из Кастро” автора Стендаль Фредерик – RuLit – Страница 15

На свою беду, Джулио принял предложение капрала. Последний, уходя, добавил:

— Мы собираемся напасть на монастырь. За это нас ждет большое отлучение от церкви, тем более что этот монастырь находится под особым покровительством Мадонны.

— Я тебя понял! — воскликнул Джулио, словно пробужденный этими словами. — Останься со мной.

Капрал закрыл дверь и начал читать молитвы вместе с Джулио. Молитвы эти заняли у них целый час. Ночью двинулись в путь.

Когда пробило полночь, Джулио, который около одиннадцати часов вечера вошел в город один, явился за своими людьми к городским воротам. Их было восемь человек, к которым присоединились трое хорошо вооруженных крестьян. Вместе с пятью солдатами, оставшимися в городе, у него образовался отряд из шестнадцати смельчаков; двое из них были переодеты слугами: они надели поверх кольчуг черные блузы, а на головы — шляпы без перьев.

В половине первого Джулио, взявший на себя роль гонца, подскакал галопом к воротам монастыря и стал шумно требовать, чтобы немедленно открыли ворота гонцу, посланному кардиналом. Он с удовольствием заметил, что солдаты, отвечавшие ему через окошко, находившееся рядом с первыми воротами, были наполовину пьяны. Согласно обычаю, он написал свое имя на клочке бумаги. Один из солдат отнес эту записку привратнице, которая хранила у себя ключ от вторых ворот и имела право будить аббатису в особо важных случаях. Ответа пришлось ждать добрых три четверти часа; в течение этого времени Джулио стоило большого труда поддерживать тишину в своем отряде; горожане кой-где уже начали робко выглядывать из окон, когда от аббатисы пришел утвердительный ответ. Джулио поднялся в помещение охраны по висячей лестнице длиною в пять-шесть футов, спущенной из окошка, так как монастырские bravi поленились открыть большие ворота. Джулио взобрался по ней в сопровождении двух солдат, переодетых слугами. Спрыгнув с подоконника, Джулио встретился глазами с Угоне; вся охрана благодаря его стараниям была пьяна. Джулио сказал начальнику охраны, что трое слуг из дома Кампиреали, которых он вооружил для того, чтобы они сопровождали его, раздобыли хорошей водки и просят разрешения войти в помещение, так как им скучно ждать одним на площади; разрешение было дано немедленно. Что касается его, то в сопровождении двух своих людей он прошел по лестнице, ведущей из помещения охраны в коридор.

— Постарайся отворить большие ворота, — сказал он мимоходом Угоне.

Он благополучно дошел до железных ворот, где стояла привратница, и та заявила ему, что если он проникнет в монастырь в такое время, после полуночи, то аббатиса будет вынуждена написать об этом епископу; а потому привратница просит его передать свои бумаги монахине, высланной для этой цели аббатисой. Джулио ответил, что из-за суматохи, которая возникла вследствие неожиданно наступившей агонии синьора де Кампиреали, ему удалось захватить с собой только простую справку от лекаря и что он должен лично передать все подробности жене умирающего и его дочери, если эти особы еще находятся в монастыре, а в противном случае самой аббатисе. Привратница снова ушла, чтобы передать его слова, и у ворот осталась только молодая монахиня, посланная аббатисой. Джулио, болтая и шутя с нею, просунул руки сквозь толстые прутья решетки и попытался, словно в шутку, отворить ворота. Сестра, женщина робкая, испугалась и сразу насторожилась; тогда Джулио, видя, что время уходит, предложил ей горсть цехинов, прося ее открыть ворота, так как он очень устал. Он сразу понял, что сделал глупость, как сообщает нам автор рукописи: надо было действовать железом, а не золотом. Но у него не хватило для этого мужества. Не было ничего легче, как схватить рукою монахиню, стоявшую на расстоянии всего одного фута по ту сторону решетки. Когда он предложил ей цехины, она подняла тревогу. После она рассказывала, что по тону, каким Джулио предлагал ей деньги, она догадалась, что это не гонец, а какой-нибудь поклонник одной из монахинь, проникший в монастырь для свидания. Она была набожна. Охваченная ужасом, она изо всех сил начала дергать за веревку от колокола, висевшего во дворе, и подняла адский шум, который мог бы разбудить мертвого.

— Бой начинается! — крикнул Джулио своим людям. — Будьте готовы!

Он взял свой ключ и, просунув руку сквозь железную решетку, открыл ворота, к полному отчаянию молодой монахини, которая, упав на колени, стала повторять «Дева Мария» и при этом громко вопить. Джулио мог бы заставить ее замолчать, но у него снова не хватило мужества; один из его людей схватил девушку и зажал ей рот рукой.

В ту же минуту Джулио услышал выстрел в коридоре, позади себя. Угоне открыл первые ворота; остальные солдаты Джулио вошли без шума, как вдруг один из монастырских bravi, менее пьяный, чем его товарищи, подойдя к окну, увидел, что в коридоре слишком много народу. Удивившись этому, он, громко ругаясь, приказал им остановиться. Надо было не отвечать и идти дальше к железным воротам, как и поступили солдаты Джулио, но последний из отряда, один из вооруженных крестьян, нанятых капралом, выстрелил из пистолета и убил монастырского слугу. Выстрел среди ночи и крик пьяных солдат, увидевших, как упал их товарищ, разбудили остальную часть охраны, которая не была в наряде; эти солдаты не пили вина Угоне. Человек десять из них, полураздетые, бросились в коридор и напали на солдат Бранчифорте.

Как мы уже сказали, шум поднялся в тот момент, когда Джулио открыл железные ворота. В сопровождении двух своих солдат он бросился в сад и побежал к двери лестницы, ведущей в дортуар воспитанниц. Тут он был встречен пятью или шестью выстрелами из пистолетов. Оба его солдата упали, а у него была прострелена правая рука. Выстрелы эти были произведены людьми синьоры де Кампиреали, которые по ее приказанию остались на ночь в монастырском саду, получив на это разрешение епископа. Джулио один побежал к хорошо знакомой ему двери, за которой была лестница воспитанниц. Он изо всех сил старался ее открыть, но она была крепко заперта. Он начал искать своих людей, которые не могли ему ответить: они умирали. В темноте он наткнулся на трех слуг Кампиреали, от которых отбился кинжалом.

После этого он побежал к вестибюлю, к железным воротам, чтобы позвать своих солдат; ворота уже были закрыты, тяжелые железные засовы были задвинуты и заперты на замок стариками-садовниками, которых разбудил колокол привратницы. «Я попал в западню», — подумал Джулио. Он сказал это своим людям. Безуспешно пытался он сбить один из замков запора своей шпагой; если бы ему удалось это сделать, он мог бы поднять засов и открыть ворота. Но его шпага сломалась в дужке замка; в то же мгновение его ранил в плечо один из слуг Кампиреали, прибежавший из сада; Джулио обернулся и прижался к железной двери; на него напало несколько человек, он защищался кинжалом. К счастью, из-за полного мрака все удары шпагой, наносимые ему, попадали в кольчугу. Все же его больно ранили в колено; он бросился на человека, сделавшего слишком большой выпад, убил его ударом кинжала в лицо и завладел его шпагой. Тогда он почувствовал себя спасенным; он стал у левой стороны ворот, во дворе. Прибежавшие солдаты Джулио дали пять-шесть выстрелов через решетку ворот и обратили в бегство слуг Кампиреали. Мрак вестибюля изредка нарушался вспышками пистолетных выстрелов.

— Не стреляйте в мою сторону! — крикнул Джулио своим солдатам.

— Вот вы и попали в мышеловку, — сказал совершенно хладнокровно капрал, находившийся по другую сторону решетки. — У нас трое убитых. Сейчас мы разрушим косяк ворот, только не с той стороны, где вы находитесь. Не приближайтесь. В нас будут стрелять; в саду находятся враги.

— Эти мерзавцы — слуги Кампиреали, — сказал Джулио.

Он еще разговаривал с капралом, когда, услышав шум голосов, неприятель снова начал обстреливать их из части вестибюля, примыкавшей к саду. Джулио укрылся в каморку привратницы, помещавшуюся слева от входа. К своей великой радости, он нашел там небольшую лампаду, теплившуюся перед образом Мадонны. Он взял ее с большими предосторожностями, чтобы не погасить, и тут только с огорчением заметил, что весь дрожит. Он рассмотрел свою рану на колене, которая причиняла ему сильную боль. Из ноги обильно текла кровь.

Плейкаст «МОЛИТВА МАТЕРИ»

0 3712 0 0

TURENKO , 23 февраля 2012 года 23:52

В маленькой комнате пасмурным вечером

Я обращусь к тебе с просьбой последнею

Душа моя будет пусть лодкою с вёслами

Пошли в этой жизни им спутников верных

Разместите анонс любого плэйкаста на главной странице сайта. Это могут быть Ваши собственные работы или понравившиеся плэйкасты других пользователей сайта. Каждый анонс добавляется в начало списка анонсов и проведет на главной странице сайта не менее 2 часов. Если все свободные места уже заняты, то Ваша заявка будет добавлена в очередь и появится на главной странице при первой же возможности. Сделайте подарок друзьям и близким, порадуйте себя, представьте интересные плэйкасты на всеобщее обозрение.

Добавляя анонс, вы автоматически соглашаетесь с Правилами размещения анонсов.

Мазарини

Губер Пьер

Содержание

• В начало
• Перейти на

Молодость: Джулио, Треви, Колонна

Воистину, невероятно, как много злых слов было сказано о детстве и юности Джулио Маццарино при его жизни и после его смерти. Мы можем сразу же решительно отказаться от прозвища «сицилийский мошенник» (вернее, неаполитанский, как писал заблуждавшийся Лависс) и должны забыть легенду о его темном, если не плебейском, происхождении. Он родился вовсе не в Риме (как еще совсем недавно писали его биографы), а в Пешине, в итальянской провинции Абруцци, находившейся в то время под испанским владычеством (сегодня в это просто невозможно поверить!), 14 июля, в день святого Бонавентуры, в год второй наступившего XVII века. Один из преклонявшихся перед Мазарини биографов, почти не известный сегодня Карл Федерн осмотрел в 1922 году, до выхода своей книги на немецком языке, то, что оставалось от дома, где родился Джулио Мазарини (он был разрушен землетрясением в 1915 году). Федерну удалось разыскать документ о крещении Джулио Мазарини, и в книге он приводит его «in extenso» (полностью). Мать Джулио уехала рожать своего первенца в дом братьев, спасаясь от ужасного римского лета. Гортензия Буфалини родилась в достойной дворянской семье Читта ди Кастелло, в Умбрии. Другой ее брат был членом Мальтийского ордена (некоторые историки полагают, что даже коммандором) — верный признак аристократического рода, к тому же он сочинил трактат о Дуэлях — модный сюжет в XVII веке.

Есть еще одно важное обстоятельство: Гортензия была крестницей одного из принцев Колонна, представителя старинного римского аристократического рода, поставлявшего Вечному городу кардиналов, послов и генералов (один из них в 1571 году выиграл знаменитую битву при Лепанто, разгромив турецкий флот). «Порода» и «среда» — эти понятия, уж конечно, не относятся ни к плебсу, ни к буржуа, его достойны лишь верха.

Достоверно известно, что отец Джулио Пьетро Маццарини был сицилийцем и землевладельцем, а не грузчиком (!). Вероятно, он владел на Сицилии небольшим имением, которое время от времени посещал. Возможно, его земли соседствовали с обширными сицилийскими владениями принцев Колонна. Оба принца женились на сицилийках (между прочим, остров в то время принадлежал Испании). Старший брат Пьетро Маццарини Джулио был иезуитом, а в этот орден не принимали первых встречных. Джулио был весьма знаменит даром прорицателя: тридцать его проповедей перевел на французский язык некий Сулье (как пишет Лимузен) и опубликовал в 1612 году издатель Уби. Проповеди прославляли Святую Троицу и Господа. Знаменитый иезуит проповедовал около сорока лет, он умер в 1621 году, в возрасте 77 лет: его племяннику и тезке (одинаковое имя — не случайность) шел тогда девятнадцатый год. Рискнем предположить, что в средиземноморской стране подобная карьера открывала перед сицилийской семьей множество дверей. И первыми перед отцом будущего кардинала открылись двери нового великолепного дворца принцев Колонна; его брат священник воспитал. Пьетро, дал ему образование и ввел в общество. Коннетабль Филипп Колонна зачислил Пьетро в когорту своих многочисленных слуг, но не просто слуг, а интендантов, «людей Дома», «домочадцев», (в самом благородном значении слова «domus» — дом). Очевидно, Пьетро управлял несколькими поместьями, был сборщиком налогов, интендантом, мажордомом (по совести говоря, сегодня мы почти ничего не знаем о работе, которую ему приходилось выполнять), однако удавалось ему далеко не все и настоящего состояния он не составил. Пьетро сталкивался с невероятными трудностями, бывал неосторожен, что случалось с ним и в папской администрации, где он работал позднее. Мы знаем, что старшему сыну Пьетро приходилось вмешиваться и исправлять некоторые промахи отца, которого даже обвиняли в убийстве, впрочем, несправедливо. Да, свой гений Джулио Мазарини унаследовал явно не от отца.

Итак, семейство обречено было жить в самом сердце Рима, в окружении принцев Колонна, следовательно, в квартале Треви (в те времена еще не был построен знаменитый фонтан). В квартале мирно уживались простолюдины, принцы и священники, там кипела жизнь, возвышенное соседство с низменным, благородный кавалер пересекался с нищим, благочестивый прелат — с проституткой. Треви был одновременно головой, сердцем и чревом знаменитого города Пап Римских. Если не считать недолгого пребывания в Пешине, у дяди-аббата и кормилицы, маленький Джулио рос в Риме: его семья, в которой в скором времени стало пятеро детей — еще один мальчик и четыре девочки, — жила у подножия Квиринала, на маленькой улочке близ церкви Святых Венсана и Анастаза (она стоит и поныне напротив знаменитого фонтана Треви, а молодой Джулио, став кардиналом, богато украсил ее, о чем напоминают его герб и имя, которое все еще можно прочитать). Неподалеку находился дворец Колонна (разрушенный и перестроенный в XVIII веке), куда регулярно приходили отец и старший сын.

Джулио был хорошеньким, воспитанным (заслуга матери?), умным и потому очень нравился окружающим, так что в возрасте семи лет его отправили учиться в знаменитый Римский Колледж вместе с Джироламо Колонной. Речь идет о втором сыне хозяина Пьетро и внуке знаменитого победителя в битве при Лепанто, которого все называли коннетаблем или герцогом ди Паллиано. В действительности же, он был Великим коннетаблем Сицилийским — этот титул делал потомка древнего римского рода равным испанскому гранду. В один прекрасный день будущий кардинал извлечет большую выгоду из такого знакомства.

Известно, что иезуиты, страстные поборники Контрреформации, разработали для своих ближайших учеников новую педагогическую систему обучения, — Ratio studorium: в атмосфере пылкого соревнования молитвы соединялись с физическими упражнениями, с античной, то есть языческой, культурой и сливались со строго возвышенной христианской культурой; геометрия и начала астрономии преподавались параллельно с патристикой [4] и метафизикой.

Римский Колледж — огромное строгое квадратное здание (стоит оно и поныне), рядом с которым построили великолепную церковь, посвященную Игнацию Лойоле [5] , находился в двух шагах от дворца семьи Колонна и мог принять порядка 2000 учеников, получавших тут хорошее, хотя и эклектичное образование. Вся католическая Европа подражала знаменитому колледжу вплоть до эпохи Вольтера, и далее позднее.

До нас дошли две истории о юном Мазарини, соученике и товарище по играм сыновей коннетабля. Автор первой — некий Бенедетти — пишет о Джулио с пылкой нежностью, другой — анонимный — язвителен и желчен. Впрочем, сообщают, что Джулио учился блестяще и очень выделялся среди прочих учеников знаниями и приветливым нравом, а несколько позднее — и актерским даром. Итак, вполне вероятно, что добрые святые отцы жаждали заполучить такого ученика для своего ордена, тем более что один из его дядей без устали служил во славу иезуитов.

Да, о юности Джулио Мазарини мы мало что знаем, однако его позиция предельно ясна: он решительно не хотел становиться не только иезуитом, но и священником, более того — всю жизнь Мазарини питал стойкое недоверие к знаменитому ордену, о котором многое знал. Джулио был так осторожен, что никогда не соглашался исповедоваться ни одному иезуиту. Кроме того, покорность никогда не была одной из главных добродетелей будущего кардинала, ему нравилась хитрая и умная властность, кстати, именно это качество он стремился проявлять на протяжении всей своей жизни.

Джулио учился в колледже с 1608 по 1616 год, потом он изучал право в Сапиенце в Римском университете, но это не значит, что уже тогда он выбрал карьеру священника. Скорее, он часто бывал во дворце принцев Колонна, приятно и вполне легкомысленно проводил там время, много играл, часто проигрывал (позже такое с ним почти не случалось) и однажды, по свидетельству биографа, даже проиграл свои шелковые штаны. Уже тогда Мазарини был молодым и красивым кавалером с хитрыми глазами — таким он выглядит и на более поздних портретах.

Образ жизни Джулио наверняка огорчал семью, особенно его набожную мать, поэтому она очень обрадовалась предложению коннетабля Колонны, который хотел, чтобы юный Мазарини отправился вместе с его сыном изучать право (гражданское и духовное) в испанский университет в Алькала-де-Энарес (а не в Саламаниу). Одним из достоинств этого университета было то, что он находился далеко от столицы. Джулио — в роли компаньона, а не слуги — и молодой Колонна изучали испанский двор и славное мадридское общество, а не только право в Алькале. Позднее Мазарини рассказывал, что там он «активно ухаживал за дамами», впрочем, к подобному признанию не стоит относиться слишком серьезно. Рассказывают, будто Джулио был влюблен в дочь мадридского нотариуса… который одолжил ему деньги на покрытие карточных долгов. В этой истории правдоподобно лишь последнее обстоятельство. Разве Джулио — зять адвоката? Подобная возможность, исключая разве что временное увлечение, никак не вяжется с образом человека, который всегда стремился вырваться за пределы круга мелкой буржуазии. Достоверно известно одно — Джулио выучил кастильский язык, на котором говорили в светских кругах Рима и Парижа, что впоследствии ему очень пригодилось. Еще более вероятен тот факт, что Мазарини своим острым умом быстро понял: двор состарившегося Филиппа III обладал помпезной торжественностью, но никак не реальным влиянием. Как бы там ни было, годы, проведенные в Испании (1619—1621?), были очень полезны Мазарини: он твердо решил, что не станет служить Испании, распознав все слабости страны, застывшей в своем величии.

После возвращения из Испании (кажется, молодых людей срочно отозвали), во время празднеств по случаю канонизации Игнация Лойолы (май 1622 года), молодой Мазарини, срочно заменивший, по просьбе святых отцов, заболевшего актера, который должен был изображать святого во время пышной театрализованной церемонии, сыграл так талантливо, что взволнованная публика рыдала от восторга: то была первая большая роль Джулио-актера… и последняя на поприще святости, в карьере, которой он, кажется, никогда не собирался посвящать жизнь.

Патристика — совокупность теологических, философских и политико-социологических доктрин христианских мыслителей и отцов Церкви. — Прим. пер.

Игнаций Лойола — основатель ордена Иисуса, ордена иезуитов. — Прим. пер.